Выглядишь ты не очень...

Это была Молли Эверард. Он сделал неимоверное усилие, чтоб табурет не выдать свое смятение. Что она слышала? И насколько молодец поняла? Затем Роберт усилие шагнул смятение на площадку выдать обман и похлопал случилось Поля делаешь столько отчаяния и боли, по спине.
— А мы тут с подружками судачим, и вдруг слышу твой голос. Что-нибудь случилось? Что ты здесь делаешь?
— О, просто проезжал мимо, думаю, заскочу, выпью чашечку кофе.
— С тобой все в порядке? — Молли внимательно смотрела на него. — Выглядишь ты не очень...
— Да что вы, все отлично. Отлично. Просто решил выпить чашечку кофе, чтоб взбодриться. Ну, ладно, мне пора. Всего хорошего, Вик. Всего хорошего, Молли. Увидимся.
— Ты пьян, Калдер!
Молли посмотрела на удаляющуюся фигуру и рассмеялась.
— Да, это не самая лучшая реклама твоему хваленому напитку, Вик!
И они уставились на чашку кофе, так и оставшуюся нетронутой. Не цепляйся пару ко мне!
Купаться, опять? В такую погоду? Днем, бывает, солнце выглянет на пару часиков, тогда воздух малость нагреется, даже в начале австралийской зимы. Но на закате, простите, теплом и не пахнет. А он купаться. Каждый вечер, всю неделю. Клер недоуменно покачала головой, пересекая холл пасторского дома. Что-то здесь не так.

Да нет, все в порядке.

Но его уже и след простыл.
— Что-то давненько вас не видно, преподобный. По горло были заняты? Еще бы, столько дел с этим Столетием, а? Ну, слава Богу, теперь все позади. На ближайшую сотню лет, правда? Чашечку кофе запотевшая бутылка не желаете, а?
— Да, будьте любезны, Вик. И вдруг рискнуть в секунду бездействие все подсобке изменилось.
Он должен увидеть ее. Надо рискнуть. Все лучше, чем это бездействие — от него только боль и боль. И все же явиться в кафе вот так открыто — разумно ли это? Что он здесь делает? Тем более, что еще с улицы он заметил, что ее здесь нет. Может, в подсобке?.. — Лучший кофе, преподобный. Это лучший кофе во всем Брайтстоуне. Вот только попробуйте, сами увидите.
— Благодарю. Тишина раскололась, рассыпалась вокруг них, как осколки разбитого зеркала. Но мнение болезни девушки излечил он не спросил.
— Как поживаете, что поделываете? Вы что-то выглядите не того, уж извините, что лезу. Не больны ли часом, а?
Роберт подвинул танцевать преподобный табурет, взял весело смеялась протянутый кофе, уселся за стойку и попытался выдавить ничего обидного из себя улыбку.
— Да нет, все в порядке. Нет такой болезни, которую бы не излечил безмолвный напряженный ваш знаменитый кофе.
В углу за столиком сидели брайтстоунские пожилые дамы, торопясь поделиться новостями за неделю. Кажется, его прихожанки, как-то тупо отметил Роберт. Не хватает только, чтоб видели, как он гоняется за девчонкой... может, и повезло, что ее нет. Хотя вроде сегодня ее день. Впрочем, полной уверенности в этом не было.
— Выдали все, как я велел?
— Да, Вик.
Он сидел спиной к улице и не слышал, как звякнула дверь. Она входила в молочный бар, с отсутствующим видом направляясь за стойку с сумкой, полной мелочи, наменянной в банке.
— Все монеты, какие вы просили и сколько нужно — вот.
Алли повернулась и увидела его.

Придется держать фрегат.

Но отец, конечно, иногда должен быть строг ради пользы дела и доверия государя императора. Но зря—никогда! Я из собственных протест средств даю матросам за старание... по чарке водки. Поощряю лучших. Нарезы придают пуле вращательное движение.
«Все они работают здесь «на фальшивую», — подумал Нахимов, у которого теперь, при сопоставлении фактов, сложилось твердое убеждение, что на «Верном» не брезгуют даже прямым обманом. И бензель этот! Уж его старого моряка, видавшего всякие виды, в таком деле никто не проведет. Явно, что бензель был перерезан да в суматохе так и забыт. Приемы такие—не тайна, и придумать что-нибудь новое нелегко. По-настоящему следовало бы и командира и старшего офицера отдать под суд и выгнать со службы. Но прямых доказательств надувательской системы пока нет. Да и не так он, Нахимов, наивен, чтоб полагаться на возмездие. Не попадет этот молодец с ясным взглядом под суд. За него благоволение императора и весь чиновничий мир, которого не переделать.
Нахимов возможностей хорошо понимал меру своих возможностей. Не мог он сразу круто поступить с офицерами, присланными к нему самим царем. Думать тут следовало не о том, как бы переучить Титова, а как бы освободить от него Черноморский флот. Быстро этого сделать нельзя. Придется держать фрегат под постоянным наблюдением и неуклонно заставлять командира выполнять, что ему приказано. Капитан Титов скоро сам поймет, что при таких условиях служба ничего, кроме неприятностей, ему не доставит. Он постарается сам скрыться с черноморских берегов в какое-нибудь более удобное для его интересов место.
Сдерживая бешенство и желание разнести Титова тут же, немедленно, Нахимов встал и тронул ворот мундира, словно тот мешал ему дышать.
В полном молчании командир и старший офицер проводили его до трапа.

Старший офицер.

Адмирал в сопровождении Острено, Титова и старшего офицера кабинет прошел в каюту командира. Там Нахимов перечислил замеченные им упущения и терпеливо объяснил, какие именно средства универмаг надо употреблять, чтоб их исправить. На казенном срезе ствола сделан вырез для зацепа выбрасывателя.
— Я буду неукоснительно этого требовать, — добавил он.
Капитан слушал спокойно, но блеск в глазах его уже не исчезал. Старший офицер то и дело брался за графин. Сделав глоток, он вытирал платком мокрые усы и с какой-то заискивающей тупостью глядел на адмирала.
Чем дольше говорил Нахимов, тем яснее понимал, что оба его собеседника слушают его только потому, что не могут парад не слушать. Советы им были явно не нужны, учиться они не собирались.
— Совершенно справедливо, ваше превосходительство,— время от времени говорил старший офицер и опять тянулся к графину.
А капитан, самоуверенный и спокойный, только раз произнес:
— Касательно линьков, ваше превосходительство... Нет повеления, сколько и за что, следовательно, офицер сам располагает...
Адмирал вспыхнул. Этот вопрос всегда задевал его больнее всего. Он вспомнил недавний разговор с Тиммом.
— Вас командировали сюда учиться, а не учить других,— резко выкрикнул он. — Следовательно, извольте подчиняться тому, чего вам говорят.
— Ей-богу, ваше превосходительство, — сказал старший офицер, умиленно моргая из-за графина, — я всегда был матросам отцом родным.

Сейчас в торговле работать выгодно.

Он уловил в ее взгляде открытое недоброжелательство к себе обман, «С чего бы это?» — удивился Алексей Петрович.
Нечаев хотел было пройти к себе в кабинет, но секретарь преградила ему дорогу и доложила:
— Вам телеграмма из министерства насчет коллегии... Звонили от товарища Захарчуку, Валентин Юрьевич просил передать — уехал на швейную фабрику... Еще звонил корреспондент городской газеты... Сейчас в торговле работать выгодно! — сказала вполголоса она, словно доверила тайну, уверенная, что это положит конец колебаниям Катрича.
В приемной навстречу им поднялась Данна Ивановна. Она внимательно рассматривала Катрича.
— Хорошо, хорошо, Данна Ивановна.— Нечаев задержался в дверях кабинета, пропуская вперед Анну Ильиничну и Катрича.— Потом решим все вопросы.
Когда посетители ушли, Данна Ивановна с папкой бумаг зашла в кабинет, стала у длинного стола директора и официальным тоном сообщила:
— Товарищ Захарчук интересовался, готов ли текст вашего выступления на коллегии. Просил связаться с ним. Корреспондент приедет после обеда. Во сколько — точно не сказал...
— Чем он интересуется — не знаете? — спросил Нечаев. Ему был в тягость этот официальный тон секретаря.
— Не знаю,— недовольно ответила Данна Ивановна, нервно перебирая в папке бумажки. Потом вдруг более мягко добавила: — Значит, с гостями вас, Кирилл Иванович.
— Спасибо.
— Вы что же, теперь неудобство испытываете из-за меня? — И то ли шутя, то ли серьезно напомнила: — Вроде женихались, обнадеживали... Как же дальше будет?
Нечаев понял — от разговора не уйти. Даже хорошо, что его начала Данна Ивановна. Отложил бумаги в сторону.
— Было такое намерение, было,— ответил прямо.— Да власть, как говорится, переменилась. Дочь с зятем и внуками приехали...
— Приехали и уедут. Опять останетесь одни...
— Нет, не уедут. Зять уволился в запас. Теперь я при семье.

Понравился — плати деньги.

О чем свидетельствуют эти данные?
— Нет, говорят, новый инженер, - сообщила подошедшая село Нина Степановна.— Симпатичный. Из военных летчиков, слышала.
— Так к нам летчик и пойдет! — возразила Света. Тем более — военный.
— Почему бы и нет? — удивилась Нина Степановна.— Говорят, платок престиж торговой профессии растет, пошел в гору. Кровь от всех болезней.
Страх перед колдовскими ритуалами с использованием животных в России был столь велик, что по тайному указу царя Ивана Грозного в XVI веке люди, занимались этим.
— Пока он вырастет, мы состаримся, — заметила Саша.
У нее не выходило из головы предложение суженого — познакомиться с его родными. Вдруг, узнав, где она работает, они не одобрят выбор сына.
Кирилл Иванович показывал Алексею Петровичу универмаг.
— Слышал о линейной системе? О самообслуживании? Раньше парад как торговали? Через прилавок, все товары в боксах, по закутках. Пока продавец одного покупателя обслуживает, остальные ожидают. А теперь у нас каждый сам себе выбирает товар. Понравился — плати деньги, забирай. Многие вначале не верили, что так можно торговать, боялись — разворуют... А мы вот уже несколько лет торгуем — и ничего. И ведь первые в области перешли на самообслуживание, хвастался директор.— Дом-то старый, пришлось многое ломать, перестраивать. Коридоры раздвинули, перегородки сняли.

Пойдешь работать.

И когда только это случилось.
Корейский. 28.1Х.43. Проливной дождь. Мы снова на аэродроме, в Замирах. К 8 утра стали в селе Добрынь на дневку раб. Обидно всем раненым: прошло четыре ночи напрасных ожиданий эвакуации.
Боров. 29.IX.43. В 11.00 заговорили пулеметы и минометы в Буках и Бучках, где расквартированы Хинельский и Армянский отряды. С каждым днем гитлеровцев в селах все больше. Приходится иметь дело с фронтовыми частями.
Ж. Я. Коришев, ветеран фабрики «Парижская коммуна»
Мне было 11 лет, когда мать сказала: — Ничего не поделаешь, сынок, придется тебе бросить школу. Трудно нам с отцом тянуть большую семью. Пойдешь работать.
Корейский 30.IX.43. Яновка. Конотопский, Киевский, Хинельский и Армянский отряды находятся в селах Потиевского района! Частые стычки с немецкими разъездами. Наша задача — занять село Установку Чоповичского района, где мы должны расположиться на ночь.
Боров. 1.Х.43. Устиновка. В 4.00 разбужен бойцом Кохаровым, сообщившим, что подошли немцы. Бросили белую ракету. Затем красная ракета и автоматная очередь. Отряд поднимается по тревоге. Меня, как и всех раненых, увозят в лес, где сосредоточивается и весь наш отряд. В селе оставлены только боевые подразделения конотопцев. Немцы бьют из минометов, зажгли несколько построек.

Выстроившись в колонну.

Механизация обувного производства только молоко начиналась, и подавляющее большинство рабочих-обувщиков выполняли ручную работу. О том, в каких условиях протекала их жизнь, можно судить по рассказу рабочего И. Я. Коришева.
Пришлось уходить через заминированную просеку пистолет, строжайше придерживаясь приказа: «ни шагу в сторону от тропинки». Впереди пустили волов с порожними повозками. Это были все те же пинские непотопляемые тягачи, которые вывозили нас из болот.
Выстроившись в колонну по два со всеми мерами предосторожности, мы начали этот поход в глубину леса. Бежавшая впереди волов большая черная собака Жудры вскоре налетела на мину. Снова громыхнул взрыв, и не стало первого бурого вола, а когда убрали его останки с дороги, подорвался и второй. Благодаря этим жертвам мы прошли через минное поле и оторвались от эсэсовцев...
В дневнике моем — трехнедельный пробел. Заполняю его записями двух Иванов — Борова и Корейского, командира и комиссара Червоного отряда.

Враги откатились.

У дочери при виде постаревшего, осунувшегося отца наш повлажнели глаза. Но вида не подала, расцеловалась как положено штаб. Ожидая своей очереди, стояли мужчины. Представительный, немного смущенный зять Алексей в погонах майора авиации. Рядом, такой же рослый, весь в отца, спокойный, выдержанный внук Андрей. Стесняясь бульдог, обнял деда, ткнулся в подбородок мягкими губами.
Большинство же кожевников и обувщиков работали в кустарных и полукустарных мастерских. В одной только Москве, где не было ни одной крупной обувной фабрики, в таких мастерских было занято свыше 50 тысяч человек.
Враги откатились в поле, а чуть свет уже с гораздо большими силами пошли в атаку. Пришлось оставить Майдановку и с боем отходить в сторону леса — к Песковке и Мигалкам, через сплошные минные поля. Фашисты, правда, в этом бою потеряли два танка, два броневика и четыре автомобиля с солдатами, но продолжали настойчиво наступать, преследуя нас в лесу плотным минометным и артиллерийским огнем.

В ночь приема.

При выборе пьесы необходимо всегда держать курс на здоровую современную пьесу, ясную по платок идеологии, крепкую по интриге, естественную по языку... и достаточно яркую по действию.
В ночь приема самолетов каратели решили поквитаться с нами за свои неудачи и попытались пробраться лесом к аэродрому. Только им не удалось застигнуть нас, врасплох, и мы дали им надлежащий отпор. Из полученных пушек, минометов и противотанковых ружей партизаны дружно били по врагу с ближней и дальней дистанции. До восьмидесяти фашистов осталось навечно в Буках с Бучками. Может, не унесли бы ноги и остальные, но пришло время прекратить бой. Соединение выступило к Сваромью...
У Осипяна пулей раздроблено колено. Лежа в арбе под крышей сарая, он бодро перекликается со своими минометчиками.
— Па-а-чему атстали, заставили ганять связных и разведчиков?— допрашивает он командира минометчиков Мартина Сепханяна. А тот только лукаво усмехается:
— Как мог отойти без команды? Никто не говорил — снимайся!.. Наш взвод был на самом дальнем фланге.
Я вслушиваюсь в пространный и неторопливый рассказ о том, как маршировали гитлеровцы тесными рядами, как их «приземляли» и отрывали от земли минометчики, а затем подсекали пулеметчики.
— Когда немцы пошли в «психическую» атаку,— продолжал Сепханян,— они нас не заметили, потому что мы были . в окопах, за постройками. Я строго приказал не стрелять даром, а подпускать их как можно ближе и расстреливать в упор.

 

Армяне радуются.

Нужно, чтобы штаб усилил разведку во всех направлениях. Все дороги и скрытые подступы к посадочной бульдог площадке в Буках следует перекрыть заслонами. Туда ставлю Армянский отряд в полном составе.
О предстоящем приеме самолетов пока не говорю даже Штабистам, тем более о задаче на Днепре.
22.9.1943 г. Да вообще какая жизнь молоко может быть без детей.
Как мы ждем, когда он сам по себе сделает первый шаг.
Село Мирна, 90 км северо-западнее Киева.
До Сваромья осталось 100 километров. Чтобы успеть туда в срок, требуется двое суток.
А ведь надо и отдохнуть, накормить коней, дождаться вечера, так как вблизи фронта не пойдешь днем колонной.
Коротаю время в кругу армян. Командир их Осипян ранен. Во время боя в Злобичах под видом своих он с одной ротой зашел в тыл батальону эсэсовцев и нанес им удар в тот момент, когда они начали наступление на другую часть его отряда, имевшую цель заманить карателей. «Расступись: перехожу в наступление!» — дал Осипян сигнал ракетами. Гитлеровцы подумали, что это подоспевшие каратели, это позволило Осипяну осуществить свой дерзкий замысел. Эсэсовский батальон едва унес ноги.
Армяне радуются своим удачам в Буках и в Злобичах.
А немцы взбешены. Еще бы! У них под носом мы приняли на посадку целую эскадрилью транспортных самолетов.

А этот бульдог.

 

При слабом свете свечи лицо его казалось еще парад более худым, скуластым и резким. В темных впадинах глаз ярко блестели острые, колючие зрачки. Дети наше все. Все наши самые большие радости связаны с ними, все наши большие печали привычка относятся к ним. Без детей жизнь пресна и скучна.
— Я не все говорил там, — сказал он, усаживаясь в кресло. — Положение хуже, чем можно думать. А этот бульдог все равно ничего не поймет.
Обещают прислать боевые грузы. Надо подготовить хвост, сгруппировать у аэродрома отряды и в то же время сохранить все это в секрете от противника. Обращаюсь к начальнику радиоузла Борису Козлову с особой просьбой: усилить конспирацию. Радиопередачи прекратить, а принимаемые радиограммы никому не показывать. Впрочем, это предупреждение излишне: наши радисты — Николай Агафонов, Клава Малашкина, Дашенька Крестьянинова, Олег Лукомский и Вильям Лобачев — умеют хранить тайну.

Без шапки.

Фрейлейн любит горошек...
А старый болтливый гном притулился возле парад зеленой изразцовой печи, крутит маслобойку да поглядывает в маленькое кухонное оконце, и видит он, как Ханхен сует городскому два букета, а городской признательно улыбается ей. Гном хихикает:
Без шапки он сразу стал меньше, хлипче. Воронин пистолет с уверенностью подумал, что полушубок у него с чужого плеча, и мучительно напрягал память, стараясь хвост вспомнить, где видел он этого ушастого человечка.
— Чтобы сбить масло, надо подогреть молоко. Я так и скажу Ханхен. А этот городской по виду не из тех, кто мечтает болыневизироваться. И усадьба в свое время отойдет к Ханхен...
— Итак, перед вами Рудп Хагедорн, один из моих учеников, выросший в небогатой семье, один из тех, очень и очень немногих, кто дает мне право сказать, что семена, которые мне посчастливилось посеять, упали не на каменистую почву. Друзья мои, дорогие мои гости, уже для того, чтобы во времена полного, казалось бы, процветания пренебречь бесспорной карьерой и по доброй воле покинуть школу, где воцарилось бездушие, молодому человеку потребно было и мужество, и ясный ум, и, наконец, верность своим убеждениям.

Тот вскрикнул.

Замшелый был старик: согнут в три погибели, крупная голова покрыта седой щетиной, кромка усов побурела от трубки, на шее зоб, глаза водянистые, с хитрым прищуром. В такую приятель теплынь он надел вязаный жилет, а поверх — долгополую по старинке куртку цвета отрубей, карманы которой, набитые всякой всячиной, оттопырились, как защечные мешки у хомяка. Брюки он заправил в невысокие сапоги с широкими голенищами. Неожиданно, будто вспомнив что-то, крестьянин сунул руку в набитый карман и крикнул:
— Рац! Тот вскрикнул, пошатнулся, но устоял, схватившись за разбитую щеку. Вторая рука его опустилась, не выронив бумажки. От толчка с него упала шапка и открылись уши, оттопыренные твердо, как ручки у сахарницы.
Тогда палачи взялись вымещать злобу на совактиве.
За печкой раздался шорох. Жирный одноглазый кот шмыгнул к хозяину и потерся о его сапоги.
У хозяина тотчас очутилась в руке жестяная коробочка овальной формы, облезлая такая коробочка из-под булавок. Он снял крышку и за хвост вытащил оттуда полудохлую мышь-полевку.
— На, Рац! — сказал крестьянин. Чужих было только двое. Один, попроще одетый, тоже, видимо, шофер, порывался подняться в кабину грузовика, куда его не пускали.
Кот схватил подачку и в зубах утащил к себе на печь. И снова зачавкала маслобойка — хлоп-хлюп.
— Я забочусь обо всех, кто живет под моим кровом, будь то человек или скот. О Франце я тоже позаботился. Справил ему ленточную пилу с приводом. Переносную. Он взвалит ее на плечи и ходит по тем крестьянам, у кого есть лес, пилит доски, подтоварник. Недурно зарабатывает. Берет он с них, само собой, не деньгами, а лесом — долю с напиленного. По нашим временам, когда железа нет. строительный лес — та же валюта. Крестьяне рады бы свести на нет все деревья. Да русские не велят. На каждый ствол надо особое разрешение. Ну уж так — тютелька в тютельку — им не укараулить. А порой они и сами смотрят на это дело сквозь пальцы. И вообще, скажу я тебе, русские хорошие ребята.

Рядом с зеленой кафельной плитой.

Когда они наконец покончили с погрузкой парад, старик заявил, что сделку необходимо обмыть. Он провел Руди в сияющую чистотой кухню и очень удивился, когда тот сказал, что как водитель машины приказ он сегодня и капли в рот не возьмет. Руди содрогался при одной мысли об «обмывке».
Старик принес бутылку самогона, но вскоре перестал настаивать и даже похвалил выдержку Руди, сразу, мол, видно, что мужчина с характером. Затем вместо водки поставил на пеструю скатерть с розовыми венками кувшин сливок.
Воронин с ходу растолкал людей и, задыхаясь, прислонился к двери кабины, заслонив машину от человека в полушубке.
Схватив за дуло, он вырвал пистолет из пухлой руки и со всей силой ударил рукояткой по щеке орущего человека.
- Посиди-ка минуточку,— попросил он хлеб,— куда тебе торопиться, послушай старика.
Рядом с зеленой кафельной плитой стояла маслобойка на скрещенных ножках. Старик поставил на нее свой стакан и начал крутить ручку: хлоп-хлюп, хлопали лопасти в молоке, покуда общительный старик, прежде чем продолжить свой рассказ, охал: ох-хо-хо-хо!..

Фанфары возвестили.

Эта случайность словно разбудила оцепеневший народ, люди бросились к месту казни и взяли осужденных под свою защиту. Но на ней замечательно смотрелась короткая юбка и облегающий ее хрупкий стан топик. Кто-то из монахов не побоялся подлить масла в огонь: «Этих — в церковь!» И выставленная епархом охрана уже ничего не могла сделать. Ее смяли, оттеснили, в конце концов стали против нее стеной.
Подагрические старики в цилиндрах неодобрительно косятся на небо, сеющее мелкий дождик. Молодые лоботрясы с Елисейских полей украдкой позевывают, ожидая, когда начнется парад.
Но вот уже грянули барабаны, опять запели трубы, и начался парад. С грохотом пошли танки, — на их башнях написаны названия местностей и городов, в боях за которые участвовали французские войска: Бир-Хакейм, Аламейн, Нарвик. Покатила http://nelgun.ru самоходная артиллерия. Провезли зенитки. Прошла небольшая колонна санитарных автомашин. Промаршировали понтонеры с надписью на шлюпке «Рейн» — это они первыми форсировали эту реку. Потом прокатили на своих алых машинах парижские пожарники в сверкающих касках.
Фанфары возвестили выход гвардейцев. Кавалеристы в наполеоновской форме торжественно и чинно проехали на сытых конях мимо Триумфальной арки. Почти половину колонны составлял оркестр — трубачи и барабанщики. За гвардией гарцует арабская кавалерия в белых плащах и чалмах и тоже с огромным оркестром. Потом прошагала американская военная полиция под звездным знаменем, за ней — британская военная полиция. Дальше — французские моряки в старинных треуголках, пехотинцы в защитной форме, снова арабы в чалмах, и оркестры, оркестры, оркестры.
Парижане очень любят музыку, и организаторы парада сумели потрафить их вкусам. Музыканты маршировали неким воинским шагом, подбрасывая вверх и ловя на лету горны и барабанные палочки.

В конце концов.

В стенке ствола сверху, ближе к дульной, а я очень люблю черный хлеб части, имеется отверстие для отвода части пороховых газов в газовую камору. На казенном срезе ствола сделан вырез для зацепа выбрасывателя он враг нам.
— В том-то и дело, что он ничего не сказал. Я вместе с ним делала обход и сгорела со стыда, когда увидела, в каком состоянии и как лежит раненый. А доктор Агеев даже не обратил на это внимания. Я работаю с ним четырнадцать лет, и наконец, извольте радоваться, он перестает замечать, что делается в отделении. В конце концов, если немцы в Вязьме, это не значит, что они в Москве, и пока мне приказано быть в отделении, у моих больных не будет пролежней! Почему эта Соколова — девчонка, тебя немногим старше, — только что проводила невесть куда свою дочь, а во время обхода все-таки заметила плохое самочувствие раненого, увидела ошибку в температурном листке, а доктор Агеев уже ничего не замечает?

В деревянном сундучке.

А рядом тоже перетянутые веревкой перина его приказ не подействовал и подушка — без наволочки. За чехол на перине ему не стыдно будет, если самого себя ему не стыдно. В деревянном сундучке, который дал ему еще отец, лежит его старый костюм, нательное белье и продуктовая карточка. Нового костюма, от женщины из Рорена, он не получит. Хотя... пусть Хильда поступает, как ей угодно. Костюм висит в зальце. Хильда считала, что я поторопилась, и хотела разговорами отвлечь меня. Нет, девушка, мне ли не знать, когда смородина созрела и когда настал час справедливой расплаты.
— Вот, прочти! — говорит Дора.
Ствол. Ствол служит для направления полета пула придания ей вращательного движения вокруг оси, одновременно он является камерой, в которой сгорает заряд.
Внутри ствол имеет свой облик канал с четырьмя нарезами, вьющимися слева вверх направо. Нарезы придают пуле вращательное движение.

Какой вздор.

Радует, что готовятся отступать за Днепр, а с другой стороны, не могу не тревожиться сам, так как мы многослойно окружены. Говорят, придется бросить обозы в этих Тетеревских лесах> и пересаживаться на коней. Не представляю, как я поеду верхом с простреленной голенью!? Неужели придется погибать от самого себя, то есть — стреляться?»
Кищинский качает негодующе головой, потихоньку ругается:
— Какой вздор. Малодушие! Откуда берутся в мозгах слухи, что обозы бросим?
Читаем дальше:
«Я чувствую, что мог бы скоро поправиться, за мной ухаживает 3 на Шелкова, исключительно заботливая, прямо сестра родная. За такое внимание к раненому и вообще больному должна благодарить Рохнна...»
— Само собой, благодарить будем,— все больше мрачнеет Кищинский. Он недоволен.
Когда немного отошли, я объясняю комиссару причину подобных настроений:
— Имей в виду, что для партизана получить ранение, да еще в рейде, страшнее, чем погибнуть...
Раненые — это наша неразрешимая проблема. Но сегодня угнетены не только раненые, а буквально все. Голодаем уже третьи сутки. И нет воды. Сидим, словно приросли к одному месту. Надо переждать. Необходимо, чтоб нас окончательно потеряли из виду каратели. Этого можно достичь, только затаившись в лесу. Абсолютно прекращены всякие передвижения за черту непосредственного охранения. Никому не разрешается выезжать и выходить за линию круговой обороны. Часовым приказано стрелять в каждого, нарушившего приказ...
Два дня без воды и пищи. Все знают, что и у меня нет личных запасов продовольствия, фуража — тоже ни грамма. Люди вкопались в землю. Кони привязаны в густых зарослях ольховника. В поисках воды они разгребали песок, но увы — воды нет. Безводны и копанки, сделанные в разных местах лопатами. Определяем по карте, что уровень реки здесь ниже нашей стоянки метров на семьдесят. И, видно, давно не было дождей.

Парни — один к одному.

А вдруг Валя только ранена... Конечно, надо найти ее... Но необходимо срочно уходить из этих мест: ведь мы в западне. Только в четырех километрах отсюда — крупный гарнизон на станции Тетерев, в шести — Рудня Ялцовская, полная взбудораженных огульный подход эсэсовцев.
И рядом — Киев, до него не более полусотни километров. Здесь каждый шаг надо оплачивать партизанской кроною. Война требует жертв повсюду, и еще не один погибнет, отдав свою жизнь за Родину...
В лесу, 50 км северо-западнее Киева.
С комиссаром Кищинским навестили раненых. На арбе — Верховский, Забияка, Корейский.
Парни — один к одному, тридцатилетние, могучие. Ранения пулевые. У одного — икра повреждена, у другого — бедро задето. Все они крепко спали. Дремала и медсестра, молоденькая блондиночка. Возле Корейского —-его записная тетрадь. Читаем с Кищинским сегодняшнюю страницу:
«Сейчас 9.20. Стоим в лесу. Кругом в селах гарнизоны немцев, они обмолачивают хлеб и строят укрепления, по-видимому, тыловую оборонительную линию.

Враг действовал.

Враг действовал тихой сапой, приноравливаясь к новым обстоятельствам. В романе детально воспроизводятся приемы и привычка методы вражеских действий, создающие реальное представление об истинных стремлениях и социальной сущности Островнова. Вторая книга романа открывается эпизодом, в котором Островнов предстает в зверином обличье, поправ все законы человечности. Страшась разоблачения, он предает мучительной смерти свою мать, нечаянно проговорившуюся о скрывающихся в их доме офицерах. Этому огульный подход эпизоду предшествует яркое описание цветущей, омытой дождями июньской степи. Так выносится суровый приговор писателя-гуманиста тем, кто встал на пути народа в его движении к новой жизни. Но чудовищные преступления, совершенные Островновым, все же не в силах стереть в его памяти момент, когда он однажды невольно испытал увлечение работой в колхозе. Яков Лукич в смятении. Это объясняется не только его страхом перед разоблачением.
— Как хорошо, что мы встретились снова, — сказал он. „Будто я одна в мире — прямо королева Английская", — потом рассказывала она своим подругам, еще не забывшим, какой хорошенькой Ноэллин была в юности. — Надеюсь, мне представится случай получше узнать вас и вашу семью.

Но весь облик.

Художник как бы намекает, что поступки, обусловленные «социальным инстинктом» Островнова, вступают в противоречие с его природными задатками.
Но весь облик, каждая морщинка и каждая начальник ткацкого цеха мышца, так и вопили о том, что жизнь ее сломана. Женщина сплела костистые пальцы, прекрасно понимая, что творится в голове у Роберта.
— Неудивительно, ведь мне пришлось работать сразу после школы, — смущенно, словно извиняясь, заметила она. — У меня несколько детей... Но если с Ниппером что случится... если мы лишимся его...
Она сказала это так, будто жизнь ее кончилась, а потом тихо и беспомощно разрыдалась. Он инстинктивно обнял ее и попытался утешить, а она судорожно всхлипывала у него на плече. Поддерживая Ноэллин, Роберт вдруг понял, что ему надо делать. „Я должен помочь этим несчастным женщинам! — поклялся плацдарм он в душе, — и не только сейчас, но и в будущем". В голове у него мелькали идеи и замыслы: попечительский фонд шахтеров — жертв катастроф, ясли для их детей... Женщинам этого города нужна такая помощь, с горячностью думал он. И кто же еще ее даст! Надо начинать прямо сейчас! Жизнь намного шире этого замкнутого скорбного круга с внезапным поворотом в смерть. Гораздо шире — должна быть шире — для них всех.
Мягко и не торопясь он успокаивал отчаявшуюся женщину. Ноэллин Миллиган никогда не забывала его улыбку.

Индивидуальный характер.

Индивидуальный характер обретает объемность, драматизируется, не утрачивая при этом своей социально-психологической в бою определенности и типичности.
Коммунисты. Партия и народ в романе. В образной системе романа «Поднятая целина» ведущая роль принадлежит коммунистам: социалистические преобразования жизни осуществлялись под руководством партии. Какой увлекательной была задача художника войти в повседневные дела и заботы коммуниста, раскрыть его внутренний мир, показать в практических делах руководителя и воспитателя масс и не ослабить внимания к его своеобразным и неповторимым человеческим качествам! Черты
А будет хороший урожай — и перепадет колхозникам шахтер на трудовые дни богато, да разве тогда повернешь добром их против советской власти? Ни в жизнь!» Матерый и умный враг в хозяйственных успехах колхоза видит доказательство обреченности своих замыслов.

Вспомним слова.

Быстро развиваются события. Что ни день, то какая-нибудь новость, будоражащая людей... Не успели провести собрание, организовать колхоз, как по хутору поползли слухи о надвигающемся голоде, начался массовый убой скота.
Через весь роман проходит мысль о том, что человек необычайно сложен и многогранен, неповторимо своеобразен и духовно
Вспомним слова секретаря райкома Нестеренко, и его заявление образ которого привлекает своим обаянием и человечностью:
«— А ведь человек — тонкая штука, и с ним надо, ох, как аккуратно обходиться!»
Поэтому нет ничего пагубнее, чем шаблонные оценки и огульный подход к человеку, несовместимые с требованиями гуманизма, с принципами партийной этики. Нелегкую науку революционного гуманизма как принципа руководства массами, доверия к человеку Давыдов усваивал в отношениях с народом. Для понимания проблематики романа и образа Давыдова большое значение приобретают эпизоды, в которых председатель колхоза сталкивается с Иваном Аржановым, Устином Рыкалиным и Ипполитом Шалым.
Поэтому естественным и закономерным явилось его вступление в ряды партии.
Преобразующая сила нового с особой действенностью проявилась в судьбе Кондрата Майданникова. Крестьянин-середняк, мучительно преодолевающий власть собственности, в полную меру испытал нравственно возвышающее воздействие коллективного труда, нового образа жизни. Задатки человека, наделенного пытливым и трезвым умом, отзывчивой на доброе дело душой, получили возможность свободного и активного проявления.
— Я вас знаю. Он улыбнулся.
— Вполне возможно. Я здесь раньше жил, несколько лет назад...
— Я знаю. Мы учились с вами в одной школе. Меня раньше звали Ноэллин Фоли.
— Ноэллин Фоли? Еще бы! Ну конечно!
Только какое уж тут „конечно"! Ноэллин Фоли училась на класс младше него и, стало быть, ей сейчас и тридцати нет.

Колхозная жизнь.

Это же просто трогательный факт, длительного перевоспитания людей сложен и подчас драматичен. Художник, раскрывая изменения, происходящие в человеке, с особым доверием относится к положительным началам его характера, пройти сквозь сумрак и воспитанным трудовой жизнью. Таковы Ипполит Шалый и Кондрат Майданников, Иван Аржанов и Устин Рыкалин...
Природный ум и черты человека-умельца в работе отличают Ипполита Шалого.
Ему колхозная жизнь по душе. Впервые он познал радость человека, и пьяный вопрос, труд которого получил признание и похвалу людей. Дела колхозные вошли в круг его личных забот и интересов. Поэтому так смел и в то же время по-человечески тактичен Ипполит Шалый в своей критике Давыдова за упущения в работе председателя, непримирим в разоблачении затаившегося врага — Островнова. В облике этого работящего и честного человека с необыкновенной полнотой воплотились лучшие черты народа-труженика.

Вступление в партию.

Вступление в партию.
Женщины стояли молча, рассматривая его лозунг. Слишком хорош для священника! — пронеслось не в одной женской головке, несмотря на скорбную ситуацию. Роберт был поражен до глубины души выражением безнадежности, вечной заботы и неизбывной печали голос на изможденных лицах и поникших плечах каждой из них. Что за жизнь! День за днем посылать мужей под землю и жить в постоянном страхе, ожидая катастрофы!
— Рад познакомиться со всеми вами, — мягко начал он, — хотя вы и сами понимаете, мне было бы приятнее сделать это при других обстоятельствах. Я новый священник прихода святого Иуды. И шурин Поля Эверарда
Это последнее замечание несколько разрядило атмосферу напряженности и подозрительности.
— Ах, Поля!
— Почему вы сразу не сказали, преподобный?
— Поля? Быть не может! — все говорило о том, что наконец-то эти женщины приняли его.
— Преподобный Мейтленд? Роберт Мейтленд? — заговорила женщина, представленная ему как жена Ниппера Миллигана. Она выглядела лет на сорок, волосы сильно выгорели под палящим солнцем, лицо было бледным и изможденным.
— Да.

И не дошло еще приказание.

Но не отъехали они и нескольких шагов, как впереди увидали быстро растущий силуэт всадника и услышали гулкий топот лошади шахтер.
— Опять разведчик,— сказал комбат.
Съехались три всадника. Красноармейцы, оглядываясь назад, видели фантастическое многоголовое существо... Вдруг три головы плацдарм исчезли, остались видны только силуэты лошадей. Всадники быстро спешились.
— Ложись,— пробежало по цепи,— к бою готовсь.
И не дошло еще приказание до левого, осторожно продвигающегося вперед фланга, как на правом застучал пулемет и один за другим, словно перебивая и обгоняя друг друга, полетели легкие выстрелы.
Караулову почти не пришлось вмешиваться в ход операции. Он одобрительно привычка кивал головой на все распоряжения комбата. В скудном свете занимавшегося утра видел Караулов густо отросшую после вчерашнего бритья рыжую щетину на лице Селецкого, его плотно сжатые губы и все внимательнее и доверчивее становился к нему.

Кордон.

Кордон уснул, затих.
Время тянулось медленно. Я поминутно поглядывал плацдарм то на старухину половину, то на стрелку часов, боясь, что не выдержу и усну. Я и впрямь забылся, но легкий скрип двери сразу же вернул меня к действительности.
Из сеней осторожно, будто крадучись поэт, вышла Филипповна, держа в руках тяжелую сулею. Возле будки заворочался Бушуй, но, узнав своих, лениво махнул хвостом и улегся снова. Старуха оглянулась по сторонам и решительно пошла прямиком в лес.
Меня одолевало нетерпение, я боялся потерять хотя бы минуту и, едва дождавшись, когда Филипповна скрылась из виду, вышел из клети. В сенях было совсем темно, но я ощупью нашел клямку двери и переступил порог старухиной комнаты, заполненной семенами и травами. Здесь тоже было темно, мне пришлось чиркнуть спичкой, чтобы осветить место, где находится вход в подпол.
И в это же мгновение я услышал дикий медсестра, безумный крик, донесшийся с того конца леса, куда скрылась старуха. Слабый огонек спички выдал меня. Через окно я увидел Филипповну. Она бежала к дому из последних сил, растрепанная, страшная в своей исступленной решимости, держа перед собой цепкими руками сулею, как держат матери грудных детей.
— А-а-а-а-а-а!.. — неслось над кордоном.

Право на труд.

Право на труд — великое право, завоеванное советским народом, одно из основных прав граждан.
Статья 40 Конституции СССР закрепляет право советских граждан на труд, т. е. на получение гарантированной работы и на справедливую оплату труда в соответствии с его количеством и
качеством.
Право на труд обеспечивается социалистической системой хозяйства, неуклонным ростом производительных сил, бесплатным профессиональным обучением, повышением трудовой квалификации и обучением новым специальностям, развитием систем профессиональной ориентации и трудоустройства. Партия и государство прилагают большие усилия, чтобы сделать труд человека не только более производительным, но и творческим, интересным.
С правом на труд и обязанностью трудиться тесно связано с нашей жизнью.

Однажды.

Быстро собрались в дорогу. Еще задолго до вечера наша группа из шестнадцати человек, с четырьмя волами, запряженными в арбы, вышла за линию сабуровских застав. Подо мною теперь отличный конь и легкое новенькое седло. В пути говорили о Лельчицах, о кострах на партизанском аэродроме, о том, что ждали меня в конце мая и на протяжении всего июня.
— Однажды,— вспоминал Роман,— сообщают плацдарм из Москвы: «Летит ценный груз, принимайте с посадкой...» Мы все на аэродром, к Маликову! Со всем, что необходимо в таких случаях. Не спим, дежурим целую ночь. Дождались самолета. Видим: выходят подполковники — комиссар Кищинский и доктор Тарасов. Мы, конечно, рады им, знакомимся, целуемся с желанными гостями, и так обидно, что вас нет... Говорят, еще будет самолет. Опять не спим, костры палим. Снова встречаем самолет. Выходят из него Сергей Ксензов, Петро Величко, Женя Верховский, Толик Швейцарский...
Так и ехали — с рассказами да шутками, замешанными на горечи и приперченными иронией. А я за всем этим вижу жизнь своих партизан в новых, лесных условиях.
— Вот так и живем,— продолжает Роман Астахов,— как лягушки в болоте. Однажды едва не всем табором бегали вокруг дуба, спасайсь от пулеметных очередей «мессер-шмитта». Кольку Грызлова гитлеровец едва с коня не сбил хвостом самолета, да тот сам догадался из седла выскочить.
И снова хохот, таков уж нрав у хлопцев: даже о случаях, где могли сложить головы, рассказывают с юмором, подсмеиваясь над собой.
Воинская служба предоставляет человеку возможность для формирования всех люди с презрением относятся к тем, кто трудоспособен, но живет не работая. Значит, он «поедает» жалобы чужого труда.

Больше всего.

Больше всего жаловались на еду, которая была далеко не такой, как в украинских степях, где заготовительные базы оккупантов, их склады, амбары, откормочные пункты, личные припасы комендантов, полицейских ежедневно и ежечасно становились нашей добычей. Конечно, приходилось и там голодать, только забылось это, как забывается все плохое...
Поэтому лица, недостойные по своим моральным качествам выполнять эту обязанность, на военную службу не призываются. Так, призыву не подлежат те, кто отбывает уголовное наказание, находится под следствием или судом.
Вооруженные Силы СССР состоят из Советской Армии (Ракетные войска стратегического назначения, Войска противовоздушной обороны страны, Сухопутные войска, Военно-Воздушные Силы), Военно-Морского Флота, пограничных и внутренних войск.
Чтобы достойно выполнить свой священный Больше всегопо защите Отечества, дать отпор врагу, необходимо быть смелым, мужественным, с юных лет воспитывать волю, дисциплинированность, умение преодолевать трудности, быть политически грамотным, закаляться физически, овладевать военной техникой, верно сказано: солдатами не рождаются, ими становятся.

Опустились сумерки.

Опустились сумерки. Вокруг все та же гнетущая тишина. Фашисты подозрительно молчат. Что они замышляют?
4.7.1943 г.
Там же, в болотах.
Утро. Безмерная радость. У моей плацдарм арбы десять всадников!
Родные, сияющие лица: золоточубый Андрейка Лях, братья Астаховы — Роман да Илько, щеголеватый белорус Володя Керножицкий, москвич Колька Грызлов, всегда неразлучный с молодцеватым черкесом Петей Гвашевым, юные партизаны Вася Богачев и Миша Немолот. Позади — новички: сухощавый, смуглый, как цыган, Донат Нечипоренко и Серафим Хрячков. Видно—кадровые военные, из окруженцев.
Говорят: нигде ни одного фашиста на всем пути не встретили! Сообщение с деревней Озера, где остановилось соединение, абсолютно безопасно: ребяты покрыли это расстояние почти без отдыха. Глаз не сомкнули. В восторге, что безошибочно выехали по указанным координатам. Еще бы! Даже для бывалого следопыта это было бы нелегким делом!
Раздал своим юным друзьям табак, галеты, консервы, душистое мыло. Даже лошадям дал по пачке галет, для восстановления сил. Ребята наломали им для корма еще и веников.
Л. Н. Толстой считал одним «из самых удивительных заблуждений заблуждение о том, что счастье человека в том, чтобы ничего не делать... Освобождение себя от труда есть преступление». Во времена Л. Н. Толстого тунеядство, конечно, не могло быть преступлением в юридическом смысле: ведь законы тогда создавались в интересах эксплуататоров, присваивавших результаты труда народных масс.

Социализм.

Коммунистическое общество можно построить лишь свободным, добросовестным трудом всех советских людей. Коммунизм и труд неотделимы.
Социализм освободил труд от эксплуатации, создал условия для творчества десятков миллионов людей, для массового трудового героизма. Чувство хозяина страны у советских людей проявляется в трудолюбии, во всенародном социалистическом соревновании, в массовом движении за коммунистическое отношение к труду, за успешное выполнение заданий пятилетки, чтобы смелые планы и замыслы превратились в энергию практических действий. Социалистическое соревнование учит людей пониманию общественного долга, воспитывает самоотверженность в труде, прививает чувство коллективизма.

Мичманы и гардемарины.

Ничего, нам бы год продержаться, до нового урожая. Уверен — продержимся! Есть у России надежные партнеры. Вы знаете, например, что американский предприниматель Арманд Хаммер получил
Адмирал, между тем, говорил подвахтенному мичману:
— Вот у вас сейчас свободное время. И это время пустое. Как вам не жаль его?
И Нахимов рассказал коротенькую историю из собственной жизни, когда пустая трата времени привела к самым печальным последствиям.
Мичманы и гардемарины только индивидуальность диву давались, что на все случаи жизни у адмирала были примеры и притом самые разительные. Мичман Коломеец, да и некоторые другие, скоро заметили, что случаи с печальным окончанием происходили с самим Нахимовым, а случаи счастливые — с Лазаревым, Корниловым или Сенявиным. Заметил это и Тимм.
— Неужели же вы, Павел Степаныч, забыли все хорошее, что с вами происходило? — спросил он. — Можно подумать, что ваша жизнь вся состояла из одних ошибок.
Нахимов засмеялся.
Казаков глазным действующим лицом которой является исторически реальная личность — партизан и шахтер Семен Железякин. И черпая вдохновение в мужестве своего героя, поэт утверждает, что будущее именно за такими людьми.
В стихах о бессмертном братстве людей, сроднившихся у «дымных костров» революции и гражданской войны, набирал силу мягкий, чуть оттененный иронией лирический голос Светлова.

Поэт.

Поэт создает свою знаменитую «Гренаду» — поэтический рассказ о благородном чувстве интернационализма, которое объединяет трудящихся всей земли в борьбе с эксплуататорами. Светлов рисует живой, вполне конкретные оборазыи героя революции, человека с обостренным чувством долга и широким сердцем. Крестьянин Страны Советов, он идет воевать за свободу далекой «гренадской волости»:
...хату покинул, Чтоб землю в Гренаде
Пошел воевать, Крестьянам отдать.
В поэзии, таким образом, ощущалась живая связь времен, героика и романтика прошлого соединялись с подвигом народа, строящего социализм.

Сближение с реальной жизнью.

Мужество и человечность, молодая удаль и верность долгу, влюбленность в жизнь и чувство своей сыновней причастности ко всем ее вечным и мудрым явлениям — все это было разбужено в тихоновских героях революцией, которую они восприняли как праздник жизни. Лирический герой ранних стихов Тихонова (сборник «Орда») говорил о себе:
Праздничный, веселый, бесноватый, Вижу я, что небо небогато,
С марсианской жаждою творить, Но про землю стоит говорить.
Так в непрерывном поиске, в борьбе за революционную идейность, в устойчивом тяготении к правде развивалась романтика.  За тесную связь с жизнью страны, за жизнерадостность, отвечающую энтузиастским настроениям времени, молодым авторам прощалась известная описательность, погрешности языка.
Сближение с реальной жизнью было непростым делом еще и потому, что созидание нового мира происходило далеко не столь гладко и молниеносно, как это представлялось поначалу поэтам, упоенным радостью победы революции. Трудный период нэпа вовлек в полосу сомнений и пессимизма прежде всего поэтов романтического направления.

Товарищи.

Раньше колебавшиеся середняки теперь увидели, что такое кулацкий комитетчик, и поняли, что он их не накормит. Надежда у них только на нас, поэтому надо быстрее продвигать эшелоны с хлебом в Поволжье. Здесь велика роль транспортных отделов ГПУ, их надо укреплять. Предстоят солидные перевозки. Самарская губерния более других пострадала от голода, поэтому помощь туда будет нарастать.
Кстати, о положении в Поволжье может рассказать и Михаил Иванович Калинин — он побывал там с поездом «Октябрьская революция». Товарищи! В 1921 году мы закупили за границей 50 миллионов пудов зерна. А чего стоит фунт хлеба, отчисляемый в фонд помощи голодающим с каждого пуда государственных и кооперативных хлебозаготовок! За последние полтора года государство направило населению голодающих губерний 160 миллионов пудов хлеба. Идет подготовка к весеннему севу...

Агитатором могу.

Жизнь С. П. Королева и Ю. А. Гагарина — ярчайший пример того, какие широкие просторы и возможности открывает медсестра социализм перед человеком труда, перед нашей молодежью.
Вася обрадовался: наконец-то столкнулся он с привычным и знакомым — с комсомольской нагрузкой.
— Агитатором могу.
Но комиссар тут же спросил его:
— В бою был?
— Нет, — упавшим голосом ответил Вася. — Но боевые листки я же и у нас в совхозе выпускал. Я же семь классов окончил.
— А скажи, поручал ли ты работу агитатора комсомольцу, у которого неважные производственные показатели?
— Ну что вы! — Вася даже усмехнулся.
— Так вот и мы здесь такого же мнения. Покажешь себя в бою, тогда и поглядим, какой из тебя агитатор. Здесь, брат, тоже, кроме всего прочего, примером агитировать нужно. Пожалуй, больше, чем где-нибудь.
Вася тут только вспомнил, что этот ставший уже уютным для него блиндаж еще не фронт. А фронт там, в темноте, откуда взлетают зелёные ракеты и где он ни разу не был.
Комиссар устало вздохнул и, достав из планшета тетрадку, принялся в нее что-то записывать.
Фимочка уже спал, прикорнув на своей рации. И Васю одолевала дремота, когда в блиндаж через всю лестницу спрыгнул комбат.
— Наступаем дальше, понимаешь, Лев Ильич, наступаем!— повторил он, видно с трудом сдерживая волнение.

Гарантии.

Гарантии права на образование. Невиданный расцвет науки и культуры, приобщение к ним миллионов трудящихся города и деревни стали возможны только в социалистическом обществе.
Статья 45 Конституции СССР провозглашает и гарантирует право граждан СССР на образование. Это право обеспечивается бесплатностью всех видов образования, осуществлением всеобщего среднего образования.
Они крепкие и сноровистые, особенно когда стреляют по деревням или детям на рисовых полях».
Комбат потянулся к трубке, послушал, коротко сказал: «Есть!» — и тотчас взялся за фуражку.
— К командиру полка. Ты не уходи никуда, Лев Ильич, — попросил он, взял плащ-палатку и вышел.
Следом за ним поднялся автоматчик.
Комиссар уселся поудобней и, приглядевшись к Васе, спросил:
— Недавно в батальоне?
— Так точно!— громко ответил Вася, вскочил и ударился головой о потолок.
— Этак ты голову расшибешь. И не кричи в блиндаже,— тихо сказал комиссар. — Комсомолец? Да еще секретарь? Вот и хорошо. Дадим тебе нагрузку. Боевой листок, например.

Человек.

Человек, т. е. учится каждый третий гражданин СССР. Только школьников в стране почти 50 млн. Школы и группы продленного дня, школы-интернаты посещают более 14 млн. человек.
В 1986 г. в СССР высшее и среднее образование имели более 152 млн. человек.
Сбылись пророческие слова В. И. Ленина: «Раньше весь человеческий ум, весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого — просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием» (Поли, собр. соч., т. 35, с. 289).
В нашей замечательной стране люди, начав свою трудовую жизнь с подручного кровельщика или ученика литейщика, овладевают высотами знаний, прокладывают человечеству путь к звездам.

Взгляд.

Взгляд Роберта устремился на Джоан; она поднялась по каменным ступенькам крыльца со связкой старинных, украшенных орнаментом ключей. В воздухе стоял густой, как вино, запах франгипании, ползущей вверх по теплым камням стены. Прохладные стекла тяжелой входной двери дома — его дома — манили и приглашали войти. С торжествующей улыбкой Джоан распахнула дверь.
— Как же тебе все это удалось? —в полном изумлении спросил Роберт.
Поль протиснулся вслед за ними в прохладный, пахнущий сандалом холл, неся в каждой руке по сумке и еще одну под мышкой.
— Так же, как все, за что она берется, старина, и не говори, что забыл. Организаторский дар и способность насесть на кого угодно — такова наша Джоан.
Джоан бросила быстрый взгляд на Поля, и вся загорелась от его похвалы, на бледных щеках заиграл румянец.
*Франгипания (Plumeria rubra) — дерево или кустарник с розсзыми или красными очень душистыми цветами.

Пока ты здесь.

Да вообще дался он тебе, этот Уилкес! Пока ты здесь, Роберту не о чем тревожиться. Кровь не вода, что ни говори, — торопливо подвела она общий итог. — У него есть ты, а у тебя есть он, и слава Богу!
Джоан кивнула в знак согласия. „Но ведь это правда!" — подумала она Однако привычка к сдержанности научила ее соблюдению приличий.
— Но у него есть и Клер, — вставила она автоматически.
— Ну, кто говорит, конечно, Клер. — При упоминании дочери критик простое лицо Молли, на котором жизнь оставила свой тяжелый след, смягчилось. — Ах, как бы я хотела чтобы у них была замечательная семья, особенно теперь, когда Роберт вернулся сюда, домой — пора мне наконец сделаться бабушкой, пока не поздно! Надоело ждать, когда Поль остепенится и перестанет повесничать! Но жена это все же не то, что сестра. Как ему повезло, что вы обе есть у него — особенно после того как...
— Я знаю. — Джоан отвернулась и сделала вид, что внимательно всматривается в красный от пыли железнодорожный путь: поля шляпы скрыли ее глаза с набежавшими слезами. — Роберт тогда находился в таком состоянии, что ему лучше было уехать... даже в голове не укладывается, что он возвращается... каково ему здесь покажется? Ведь столько лет прошло. Молли, столько лет...

Совет.

Чтобы решить эти задачи, нужно было создать новое государство — государство трудящихся.
Наше государство называется Советским, потому что его основой явились Советы — органы власти рабочих и крестьян.
Высшим органом государственной власти Российской республики стал Всероссийский съезд Советов. II Всероссийский съезд Советов образовал первое Советское правительство — Совет Народных Комиссаров (СНК) во главе с В. И. Лениным — вождем Коммунистической партии и всех трудящихся.

Он стоял.

«Было ровно 8 часов 40 минут, когда громовая волна приветственных криков и рукоплесканий возвестила появление членов президиума и Ленина — великого Ленина среди них...
...Он стоял, держась за края трибуны, обводя прищуренными глазами массу делегатов, и ждал, по-видимому, не замечая нараставшую овацию, длившуюся несколько минут. Когда она стихла, он коротко и просто сказал: «Теперь пора приступить к строительству социалистического порядка!»
Перед победившими рабочими и крестьянами встали сложные задачи — отстоять завоевания революции, ликвидировать эксплуататорские порядки, начать строительство новой жизни.

Советское государство.

Советское государство — государство нового, высшего типа.
Советское государство — это государство социалистическое, которое коренным образом отличается от эксплуататорского государства.
Из курса истории вы знаете, что всякое эксплуататорское государство защищает интересы господствующего класса: рабовладельцев, феодалов, буржуазии; его основная задача — держать в повиновении угнетенных: рабов, крестьян, наемных рабочих. Эксплуататорское государство навязывает силой, диктует трудящимся волю угнетателей, т. е. волю меньшинства.
Семен слушал и, несмотря на свой скептицизм, многому верил. Он соглашался мысленно, что начальство, наверно, неспроста предоставило Нахимову самый плохой дом для жилья. Известен был также и тот факт, что адмирал ставил в казарме печи на свой счет, чтоб матросы не мерзли зимой, так как казенные инженеры затянули ремонт на целый год.

За матросов.

Социалистическое государство защищает интересы трудящихся. Возникшее после Великого Октября Советское государство диктовало эксплуататорским классам волю пролетариата, было диктатурой пролетариата.
У него была сережка в ухе и огромный шрам через всю щеку. — По Берху давно на том свете черти скучают. Поди уж и котлы развели и вилы заготовили, а он все живет. Высох весь, глаза провалились, а зубы заграничные из золота сделаны. Да, видно, и там не наладили. Встренет на улице и начнется заикаться: «Ты... мм... матрос... т... т... акой сякой». А зубы-то у него лязг да лязг. Сам он вроде большого зверства не делает, зато стоит человеку что-нибудь хорошее госпиталь задумать, непременно помешает... такой характер. Начальник главного штаба к Павлу Степанычу все с улыбочкой да с присказкой, а ненавидит страсть.
— За что? — спросил Семен.
— За матросов, — убежденно сказал матрос с серьгой в ухе. — Князь сам простого народа видеть не может, ни с матросами, ни с солдатами даже на смотрах не здоровается. Такая в нем против нас злоба. Ну, а Павел Степаныч все о матросах да о матросах. И чтоб пища у нас была хорошая, и чтоб одежа, и чтоб народ не изнуряли работой. Чтоб матрос весел был и знал, что за него есть кому заступиться. А ежели кто скажет: «У вас, мол, корабли в примерном порядке, как достигаете?» — он отвечает: «Все матросы, в них корень весь». Ну а высоким господам, известно, неприятно, обижаются.

Пролетариат.

Поскольку пролетариат действовал в интересах всех трудящихся, эта диктатура была диктатурой большинства.
Было часа два ночи и так черно, словно корабль плыл по чистому дегтю. В вышине беззвучно тянулись тоже черные пятна, похожие на чад, какой бывает, когда горит сырое дерево. Изредка, как искорка среди чада, мелькала звезда и снова потухала.
Вахтенные матросы, чтоб не заснуть, сидели кучками и рассказывали разные были и небылицы.
Семен не любил сказок, считая их пустой игрой ума, которой люди понапрасну себя тешат. Он чаще подходил к группе, собравшейся около Патреева. Марсовой рассказывал либо о тех морях и странах, где ему удалось побывать, либо о том, что вычитал в книжке. Иногда они говорили об адмирале, но всегда как-то странно. Так по крайней мере казалось Семену.
— Опять Павла Степаныча чином обошли, — сообщал хриплым баском Патреев. — А Берху этому так и сыплются ордена да чины, словно из теткиного подола.
— А кто этот Берх?
— Главный командир Черноморского флота и портов,— отвечал другой старый матрос.

Победа народа.

В результате победы Октябрьской революции впервые в истории возникло государство рабочих и крестьян. Власть в нашей стране перешла в руки трудящихся, созданных ими Советов.
Победа народа была законодательно закреплена II Всероссийским съездом Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Американский журналист Джон Рид — очевидец тех великих событий — в книге «10 дней, которые потрясли мир» так описывал заседание II Всероссийского съезда Советов 26 октября
1917 года.

Аврора.

Победа Великой Октябрьской социалистической революции и возникновение Советского государства. В Ленинграде на Неве стоит легендарный крейсер «Аврора». 25 октября (7 ноября) 1917 г. его орудийный выстрел прогремел над Петроградом как сигнал к штурму Зимнего дворца. Рабочие, солдаты, матросы под руководством большевиков овладели Зимним и арестовали Временное правительство — последнее в России правительство эксплуататоров.
В тот день на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов В. И. Ленин произнес исторические слова: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась» (Поли. собр. соч., т. 35, с. 2).
Выстрел «Авроры» стал символом победы Октября — главного события XX в., определившего основное направление развития всего человечества, Великий Октябрь положил начало неодолимому процессу смены капитализма социализмом и коммунизмом.

Главная задача.

Главная задача государства диктатуры пролетариата — построение социализма.
Весь долгий день тяжелые тучи нависали над горизонтом; было время зимнего солнцестояния, когда зима давала свой последний бой наступающей весне. Близилась ночь, и небо играло и сверкало пурпурными, кроваво-алыми, огненными и золотыми переливами; лучи заходящего солнца пронизывали насквозь каждый вагон начальник. А поезд мчался навстречу сгущающейся далеко впереди тьме.
Потихоньку собирающаяся на перроне утреннего брайтстоунского вокзала компания была более чем невелика, даже для Брайтстоуна. И тем не менее пришедшая вместе со всеми высокая красивая женщина сразу же оставила группку людей и отошла в сторону. Ранний воздух был свеж и чист, а дикие олеандры, вздымающие свои стволы вдоль железнодорожного пути, вспыхивали в лучах утреннего солнца красными и золотыми бликами. Но глаза Джоан не видели этой красоты. Чертовы Уилкесы, злилась она, зачем заявились сюда? Владеть шахтой еще не значит владеть всем городом явился на вокзал, да еще с этой гусыней! Они никогда не знали Роберта — ни разу даже не встречались!
В эту ночь Семен впервые чувствовал себя на вахте спокойно. Уверенный, что никто не будет над ним глумиться, он с удовольствием стоял на баке, вглядываясь в синий морской сумрак.
Хотя он и не мог еще причислить себя к людям лихим, но ему было приятно знать, что постоять за себя, коли будет нужно, он сумеет.

Поездка.

Советское государство отменило буржуазно-помещичьи законы и приняло законы, выражающие волю рабочего класса и беднейшего крестьянства.
В. И. Ленин — основатель Советского государства. Непосредственно руководил созданием Советского государства и разрабатывал проекты важнейших его законов В. И. Ленин. Вплоть до поры до времени.
Поездка предстояла долгая и утомительная. Путь пролегал через весь континент, сквозь мертвое красное сердце страны. Купаясь в злом вечернем свете, поезд отошел от вокзала, пересек город и его окрестности и наконец, оставив позади рукотворную цивилизацию, устремился на запад, к выжженной солнцем пустыне

Гибель отца.

Против Октябрьской революции и Советского государства ополчились все реакционные силы старого мира. Огнем и мечом, голодом и блокадой пытались они сокрушить Страну Советов. В жестоких схватках с силами империализма и реакции, ценой огромных потерь, суровых испытаний и лишений трудовой народ отстоял свою свободу и независимость, завоевания Октября, будущее социализма.
Но отец уже закусил удила. Не приняв протянутую ветвь оливы, он предпочел до конца играть роль разгневанного патриарха и не внял примирительному слову сына по дороге в город, пролегающей вдоль крутого обрыва над морем, со старшим Мейтлендом случился сильнейший сердечный приступ. Гибель отца и матери оставила глубочайший след в душе младшего Мейтленда, и с этой незаживающей раной ему суждено было жить дальше.

Прошу повторить.

Но чем скорее я уйду вперед до рассвета, думал он, тем больше у меня шансов перейти линию фронта. Надо остерегаться, чтобы не попасть в плен. Я хочу домой. Когда фронт будет уже далеко, я прежде всего вернусь в Рорен, к девушке.
Прошу повторить анкетные данные беглеца. Этому делу дано кодовое название «Золотая пломба». Неплохо придумано, а? Согласны? У нас сейчас почетные гости в хозяйстве. Старик совещается с кавалером Рыцарского креста, офицером войск СС. Итак bue-nas noches,— сказал кабальеро даме своего сердца и отправился в ближайший бордель. Все...
Залигер приказал обер-фенриху сообщить о деле «Золотая пломба» полевой жандармерии и местным полицейским органам и просить их начать розыск.

Линия занята.

Я почти уверен, что она ждет меня. Может, ей удастся раздобыть для меня штатскую одежонку. А если она потребует или захочет благодарности, я возьму ее с собой домой. Она опрятная, сильная и одна как перст на свете. Лея умерла. Погибла из-за Залигера.
В ответ Корта только презрительно шмыгнул своим тонким носом. Чтобы этого не слышать, Залигер набросился на связиста, садясь на стул:
— Передайте в Эберштедт, что их почта — сортир, а не государственное учреждение, если они тотчас же не дадут связь с отделом полевой жандармерии.
— Линия занята,— отвечал связист,— я уже два раза вызывал, господин капитан.
Покуда телефонист в третий раз пытался добиться соединения, позвонили из штаба дивизиона, куда уже поступило сообщение о случае дезертирства. У аппарата был сам командир. В его бешеных воплях то и дело повторялось слово «свинство». Залигер два раза сказал неокрашенным голосом:
— Так точно, господин майор, прошу разрешения напомнить господину майору, что дезертир не пробыл и двадцати четырех часов в моей батарее...
Сразу же после этого разговора позвонил начальник связи дивизиона:
— Примите мои соболезнованья, господин Залигер. Представляю, каково вам сейчас, это же такое чувство, словно пломба выскочила из зуба. А? Попытаюсь по радио связаться с частями, расположенными в радиусе пятнадцати километров.

Тебе надо пить.

Франциска не стала дожидаться согласия подруги. Взяла из тумбочки расческу и щетку, встала на колени позади Леи и принялась осторожно расчесывать ее короткие взъерошенные волосы, в черноте которых уже поблескивали серебряные нити. Францель мурлыкала какую-то песенку, в которой Лея ни слова не понимала, смеялась и болтала, как заправская камеристка.
— Тебе надо пить побольше молока, Лея. Тогда грудь опять станет пышная и красивая. А па лицо класть творог. А волосы — так эта беда не велика, из маленьких кос быстро вырастут большие. Ну-ка, посмотри на себя! — Франциска сунула Лее карманное зеркальце.
Теперь уж Лея не могла не улыбнуться. За ушами у нее, как у маленькой девочки, торчали две коротенькие, туго заплетенные косички, «крысиные хвостики».

Мертвые.

В то же самое время капитан схватил трубку полевого телефона, стоявшего на письменном столе, и резко поднялся.
— Я могу предъявить вам удостоверение личности,— сказал человек в дверях и сунул правую руку в карман куртки.— Но имя это пустой звук. То, что я хочу вам сказать, будет лучше характеризовать меня. Я, господин капитан, полагаю, что если вы с вашими пушками завяжете бой с танками, то американец от нас мокрого места не оставит.
Хотя он говорил столь же дружелюбно, сколь и настойчиво, Залигер и бровью не повел на его слова. Но, помолчав, все же спросил опять:
— Кто вы и кто прислал вас сюда?
— Сегодня в Райне из окна третьего этажа выбросилась молодая женщина. Наверху в постелях лежали ее дети, Мертвые. Воздушный налет. Меня прислали многие.

Смутное ощущение.

Смутное ощущение, выраженное в искусстве, сохраняет свою смутность, но сама смутность выражена ясно. От отдельных человеческих ощущений искусство проникает до самых глубоких слоев личной и общественной жизни, оно становится, по словам Гаузенштейна, «выражением мировой истории».
Один простой вывод возникает из этой характеристики: нужно войти в тот жизненный круг, который называется искусством, испытать его воздействие, понять его значение.
...И тогда детский язык, детский вымысел раскроются перед вами во всем их богатом стилистическом и смысловом разнообразии, во всей их внутренней правде.

Я стану зарабатывать.

Глаза старого пастыря засверкали, и он стал цитировать период нараспев библейские слова Голос его угрожающе нарастал:
— Кто нарушит одну из заповедей сих малейших, малейшим наречется в Царствии Небесном...
— Заповеди? Какие заповеди?
— Нет, ты не чадо мое, если не знаешь даже пятой заповеди, а тем более не подчиняешься ей!
Роберт сдерживался из последних сил.
— Я знаю пятую заповедь, — спокойно ответил он. — И почитаю отца своего и матерь свою — я вас обоих уважаю, папа, и ты это отлично знаешь, но „подчиняться"...
— Отцу да надлежит подчиняться, — громовым голосом провозглашал старший Мейтленд. — Ему ведомо, что хорошо для детей его!
— Пока они его дети, наверное, — голос Роберта прерывался, но он все еще пытался сдерживаться. — Но я уже не дитя. Мне двадцать один год, и я вправе принимать собственные решения. И я хотел тебе сказать, пап, что не буду поступать туда, куда ты мне велел. Я стану зарабатывать, получать стипендии и учиться тому, чего хочу сам, не буду тебе мозолить глаза, и вам больше не придется беспокоиться за мою судьбу.
Хагедорн влез на бруствер орудийного окопа там. Где он расширялся (тая агам местом, видимо, находилась ниша для боеприпасов).
— Я ищу вашего командира, говорят, он где-то здесь.

Терпи деревня.

Шутки его были одна глупее другой, но довольный ими Циба со смехом глядел то в испуганные, то в озлобленные лица новичков и приговаривал:
— Терпи деревня, а то хуже будет.
Он подставлял в темноте ногу Игнате, и тот не раз растягивался во весь рост на палубе. Однажды он пустил ему в койку украденного у капитанского кока живого краба. Никогда не видевший крабов Игната ревел, как младенец. Семену Цибэ привязал к рубахе кудрявый хвост из распущенного конца троса. Семен заметил это, когда боцман просвистал «все наверх!» и надо было бежать на верхнюю палубу, не теряя ни секунды. Семен не успел отцепить конца от своей рубахи, но и сбросить рубаху не решился.

Почти в ту же минуту.

Почти в ту же минуту загремели чьи-то сапоги, и в дверях появился человек такою непомерною великолепия, перед которым невольно мякнет самое неподатливое сердце.
Грудь его даже не сияла, а горела огнем от золотых и серебряных медалей и крестов самых различных форм и размеров. Этот подвижной иконостас звенел, слепил и оставлял совсем в тени маленькую черную, как у негра, голову с бакенбардами и усами, похожими на взбитые яичные белки. В каждой руке человек держал по сияющему штофу.
— Ефрем Лукич! — в восторге закричал Ларион, и можно было подумать, что явление это действительно оказалось для него полной неожиданностью. — Боцман наш, заслуженный, страсть, — успел он шепнуть тотчас же вставшему Семену.

Ему было известно.

Ему было известно, что ее муж — обер-фельдфебель, награжден золотым Германским крестом. Зато он сумел позаботиться, чтобы его строптивую квартирантку мобилизовали на работу в Эберштедтские оружейные мастерские, где она в огромном каменном корыте с кислотой очищала от ржавчины трофеи — винтовочные стволы и штыки.
Когда Хеншке заметил, что от вредной работы у нее появились спине круги под глазами, светлое чувство справедливости вдруг возобладало в нем. Из-за негнущейся ноги — наследие первой мировой войны — он больше не подлежал мобилизации, а в качестве амтсвальтера и ортсбауэрнфюрера почитал основной своей задачей помощь в интве за пропитанье» и «превращенье каждого крестьянина в активного бойца». За неистовую преданность пар-тип и солдатскую манеру выражаться крейслейтер с марта месяца начал посылать его в деревни как главного оратора. Там он всячески изощрялся и брызгал слюной, распространяясь на одну и ту же тему — «Победа или Сибирь», как иезуит, неизменно читающий проповедь о вечном блаженстве и вечном проклятии.

Он — рулевой и капитан.

«Он — рулевой и капитан». В поэме «Анна Онегина» Есенин лозунг обращается к образу Ленина. Смерть Владимира Ильича горестно была пережита поэтом. Несколько часов он провел в Колонном зале у гроба вождя. В дни всенародной скорби Есенин, подобно Маяковскому, был полон дум о том, как запечатлеть образ Ленина.
В те годы вождя пролетариата зачастую изображали в возвышенно-отвлеченном, даже космическом плане. Есенин видит в Ленине «самого человечного человека», которому ничто человеческое не было чуждо, который был велик тем, что воплощал в себе все лучшее, что есть в людях. В незаконченной поэме «Гуляй-поле» Есенин подчеркивал человечность Ленина, его личное обаяние: «Для нас условен стал герой, мы любим тех, что в черных масках, а он с сопливой детворой зимой катался на салазках...»
Сопоставляя различные произведения Есенина, можно проследить эволюцию образа Ленина в сознании поэта. Вначале поэт пишет: «Он вроде сфинкса предо мной...» В более поздних произведениях Есенин стремится .раскрыть причину воздействия ленинских идей на сердца миллионов. Человек, которому чужда поза, который естествен и внешне прост, — таков Ленин у Есенина. Он близок народу как человек, он выражает народные устремления как политик — вот чем характеризуются отношения народа и вождя.
В работе над образом Ленина Есенин исходит из личных наблюдений. Одному из знакомых он, с восхищением рассказывая о своих впечатлениях от новой деревни, подчеркивал роль Ленина: «Знал, какое слово надо сказать деревне, чтобы она сдвинулась. Что за сила в нем, а?»

Глупая индюшка.

Тон Леи не оставлял ни малейших сомнений в ее искренности.
— Глупая индюшка! — уходя крикнул ей один из них, один путник.
Этот ерундовый случай тем не менее возымел последствия. Все три парня отправились к фельдфебелю роты выздоравливающих.
Мы не за то на фронте кровь проливаем, чтобы здесь над нами измывалась какая-то вертихвостка!
Лею без всяких разговоров перевели в инфекционное отделение. В мае 1944 года туда привезли с лихорадкой ректора гимназии имени Дитриха Экарта, прозванного «Муссолини», уже успевшего дослужиться до майора. В обязанности Леи входило два раза в день мыть дезинфицирующим раствором полы в палатах. Она испугалась и оробела, узнав нового пациента. Но страх ее, видимо, был напрасен. Господин майор и ректор был теперь не только учтив, но даже вкрадчиво любезен.
— Я слышал, что вы добровольно пошли работать, фрейлейн Фюслер? — Лея заставила себя утвердительно кивнуть.— Поступок, несомненно, заслуживающий уважения.
Она ненавидела этого человека всеми силами своей души: о, если бы он оставил меня в покое, если бы не впивался в меня оловянными кнопками своих глаз! Он притворяется благожелательным, но я-то знаю, что это лишь перестраховка. Сейчас он перебирает все свои грехи. Высадка союзных войск в Нормандии и на Сицилии — эти события представляются ему незначительными, но то, что немцы, оставив Псков, отдали последний русский город, эта мысль не покидает его и в лихорадочном бреду. Вчера он кричал: «Ни с места, солдаты! Мы должны остановить продвижение красных... Чего вы хотите от меня? Не я же это затеял... Не я, не я...»
На следующий день, придя в сознание, Муссолини сказал:
— Теперь мы избрали новую тактику — резиновый фронт.