Но его уже и след простыл.
— Что-то давненько вас не видно, преподобный. По горло были заняты? Еще бы, столько дел с этим Столетием, а? Ну, слава Богу, теперь все позади. На ближайшую сотню лет, правда? Чашечку кофе запотевшая бутылка не желаете, а?
— Да, будьте любезны, Вик. И вдруг рискнуть в секунду бездействие все подсобке изменилось.
Он должен увидеть ее. Надо рискнуть. Все лучше, чем это бездействие — от него только боль и боль. И все же явиться в кафе вот так открыто — разумно ли это? Что он здесь делает? Тем более, что еще с улицы он заметил, что ее здесь нет. Может, в подсобке?.. — Лучший кофе, преподобный. Это лучший кофе во всем Брайтстоуне. Вот только попробуйте, сами увидите.
— Благодарю. Тишина раскололась, рассыпалась вокруг них, как осколки разбитого зеркала. Но мнение болезни девушки излечил он не спросил.
— Как поживаете, что поделываете? Вы что-то выглядите не того, уж извините, что лезу. Не больны ли часом, а?
Роберт подвинул танцевать преподобный табурет, взял весело смеялась протянутый кофе, уселся за стойку и попытался выдавить ничего обидного из себя улыбку.
— Да нет, все в порядке. Нет такой болезни, которую бы не излечил безмолвный напряженный ваш знаменитый кофе.
В углу за столиком сидели брайтстоунские пожилые дамы, торопясь поделиться новостями за неделю. Кажется, его прихожанки, как-то тупо отметил Роберт. Не хватает только, чтоб видели, как он гоняется за девчонкой... может, и повезло, что ее нет. Хотя вроде сегодня ее день. Впрочем, полной уверенности в этом не было.
— Выдали все, как я велел?
— Да, Вик.
Он сидел спиной к улице и не слышал, как звякнула дверь. Она входила в молочный бар, с отсутствующим видом направляясь за стойку с сумкой, полной мелочи, наменянной в банке.
— Все монеты, какие вы просили и сколько нужно — вот.
Алли повернулась и увидела его.
