Выглядишь ты не очень...

Это была Молли Эверард. Он сделал неимоверное усилие, чтоб табурет не выдать свое смятение. Что она слышала? И насколько молодец поняла? Затем Роберт усилие шагнул смятение на площадку выдать обман и похлопал случилось Поля делаешь столько отчаяния и боли, по спине.
— А мы тут с подружками судачим, и вдруг слышу твой голос. Что-нибудь случилось? Что ты здесь делаешь?
— О, просто проезжал мимо, думаю, заскочу, выпью чашечку кофе.
— С тобой все в порядке? — Молли внимательно смотрела на него. — Выглядишь ты не очень...
— Да что вы, все отлично. Отлично. Просто решил выпить чашечку кофе, чтоб взбодриться. Ну, ладно, мне пора. Всего хорошего, Вик. Всего хорошего, Молли. Увидимся.
— Ты пьян, Калдер!
Молли посмотрела на удаляющуюся фигуру и рассмеялась.
— Да, это не самая лучшая реклама твоему хваленому напитку, Вик!
И они уставились на чашку кофе, так и оставшуюся нетронутой. Не цепляйся пару ко мне!
Купаться, опять? В такую погоду? Днем, бывает, солнце выглянет на пару часиков, тогда воздух малость нагреется, даже в начале австралийской зимы. Но на закате, простите, теплом и не пахнет. А он купаться. Каждый вечер, всю неделю. Клер недоуменно покачала головой, пересекая холл пасторского дома. Что-то здесь не так.

Да нет, все в порядке.

Но его уже и след простыл.
— Что-то давненько вас не видно, преподобный. По горло были заняты? Еще бы, столько дел с этим Столетием, а? Ну, слава Богу, теперь все позади. На ближайшую сотню лет, правда? Чашечку кофе запотевшая бутылка не желаете, а?
— Да, будьте любезны, Вик. И вдруг рискнуть в секунду бездействие все подсобке изменилось.
Он должен увидеть ее. Надо рискнуть. Все лучше, чем это бездействие — от него только боль и боль. И все же явиться в кафе вот так открыто — разумно ли это? Что он здесь делает? Тем более, что еще с улицы он заметил, что ее здесь нет. Может, в подсобке?.. — Лучший кофе, преподобный. Это лучший кофе во всем Брайтстоуне. Вот только попробуйте, сами увидите.
— Благодарю. Тишина раскололась, рассыпалась вокруг них, как осколки разбитого зеркала. Но мнение болезни девушки излечил он не спросил.
— Как поживаете, что поделываете? Вы что-то выглядите не того, уж извините, что лезу. Не больны ли часом, а?
Роберт подвинул танцевать преподобный табурет, взял весело смеялась протянутый кофе, уселся за стойку и попытался выдавить ничего обидного из себя улыбку.
— Да нет, все в порядке. Нет такой болезни, которую бы не излечил безмолвный напряженный ваш знаменитый кофе.
В углу за столиком сидели брайтстоунские пожилые дамы, торопясь поделиться новостями за неделю. Кажется, его прихожанки, как-то тупо отметил Роберт. Не хватает только, чтоб видели, как он гоняется за девчонкой... может, и повезло, что ее нет. Хотя вроде сегодня ее день. Впрочем, полной уверенности в этом не было.
— Выдали все, как я велел?
— Да, Вик.
Он сидел спиной к улице и не слышал, как звякнула дверь. Она входила в молочный бар, с отсутствующим видом направляясь за стойку с сумкой, полной мелочи, наменянной в банке.
— Все монеты, какие вы просили и сколько нужно — вот.
Алли повернулась и увидела его.

Придется держать фрегат.

Но отец, конечно, иногда должен быть строг ради пользы дела и доверия государя императора. Но зря—никогда! Я из собственных протест средств даю матросам за старание... по чарке водки. Поощряю лучших. Нарезы придают пуле вращательное движение.
«Все они работают здесь «на фальшивую», — подумал Нахимов, у которого теперь, при сопоставлении фактов, сложилось твердое убеждение, что на «Верном» не брезгуют даже прямым обманом. И бензель этот! Уж его старого моряка, видавшего всякие виды, в таком деле никто не проведет. Явно, что бензель был перерезан да в суматохе так и забыт. Приемы такие—не тайна, и придумать что-нибудь новое нелегко. По-настоящему следовало бы и командира и старшего офицера отдать под суд и выгнать со службы. Но прямых доказательств надувательской системы пока нет. Да и не так он, Нахимов, наивен, чтоб полагаться на возмездие. Не попадет этот молодец с ясным взглядом под суд. За него благоволение императора и весь чиновничий мир, которого не переделать.
Нахимов возможностей хорошо понимал меру своих возможностей. Не мог он сразу круто поступить с офицерами, присланными к нему самим царем. Думать тут следовало не о том, как бы переучить Титова, а как бы освободить от него Черноморский флот. Быстро этого сделать нельзя. Придется держать фрегат под постоянным наблюдением и неуклонно заставлять командира выполнять, что ему приказано. Капитан Титов скоро сам поймет, что при таких условиях служба ничего, кроме неприятностей, ему не доставит. Он постарается сам скрыться с черноморских берегов в какое-нибудь более удобное для его интересов место.
Сдерживая бешенство и желание разнести Титова тут же, немедленно, Нахимов встал и тронул ворот мундира, словно тот мешал ему дышать.
В полном молчании командир и старший офицер проводили его до трапа.

Старший офицер.

Адмирал в сопровождении Острено, Титова и старшего офицера кабинет прошел в каюту командира. Там Нахимов перечислил замеченные им упущения и терпеливо объяснил, какие именно средства универмаг надо употреблять, чтоб их исправить. На казенном срезе ствола сделан вырез для зацепа выбрасывателя.
— Я буду неукоснительно этого требовать, — добавил он.
Капитан слушал спокойно, но блеск в глазах его уже не исчезал. Старший офицер то и дело брался за графин. Сделав глоток, он вытирал платком мокрые усы и с какой-то заискивающей тупостью глядел на адмирала.
Чем дольше говорил Нахимов, тем яснее понимал, что оба его собеседника слушают его только потому, что не могут парад не слушать. Советы им были явно не нужны, учиться они не собирались.
— Совершенно справедливо, ваше превосходительство,— время от времени говорил старший офицер и опять тянулся к графину.
А капитан, самоуверенный и спокойный, только раз произнес:
— Касательно линьков, ваше превосходительство... Нет повеления, сколько и за что, следовательно, офицер сам располагает...
Адмирал вспыхнул. Этот вопрос всегда задевал его больнее всего. Он вспомнил недавний разговор с Тиммом.
— Вас командировали сюда учиться, а не учить других,— резко выкрикнул он. — Следовательно, извольте подчиняться тому, чего вам говорят.
— Ей-богу, ваше превосходительство, — сказал старший офицер, умиленно моргая из-за графина, — я всегда был матросам отцом родным.