Самовар пел тихонько.

В цехе Катя бывала бойкой, даже грубой, умела постоять за себя, за свою бригаду. Мастер однажды жаловался на нее Воронину: «А и змеистый же характер у девки!»
«Эге, матушка, вот когда на тебя окорот вышел!» —-с добродушным злорадством подумал Дмитрий Петрович, вспоминая, как беспощадно высмеивала Катя цеховых ребят, пытавшихся за нею ухаживать, и видя, как обращалась она теперь с Виктором. Она руку Виктору подала так робко и радостно, словно - всю себя вместе с рукой отдавала. А тот, взволнованный разговором, даже не заметил этого.
Зато Катя тотчас заметила, что Виктор озабочен. Нетерпеливым движением головы — вправо, влево — она отбросила назад черные толстые косы и молча села к столу.
Беседа за столом не клеилась, думали каждый о своем. Катя молчала. Самовар пел тихонько, но его было слышно хорошо. Только Иона Никитич, довольный, что у него гости, не замечал тишины.
— От тебя, Катерина, уж и дома больницей пахнет, — потянув носом, сказал он.
— Катя сейчас у больных детей в отделении работает, — с гордостью сказала Настасья Павловна Куприна. Сама она всю жизнь отдала детям, и ей казалось, что ничего лучшего не может сделать женщина на земле.
— Надоедает, наверно? Все-таки не мать, — поддразнил Катю Воронин.
— Не та мать, что своему ребенку мать, а та, что всем детям мать, — ответила Катя.
— Вот подожди, свои будут, о чужих не станешь думать.
— Нет, стану! — твердо ответила Катя.

Досадно, что нарушаются их планы.

Так появилась еще одна линия в деле: Мемлекетов — Рашидов. Это уже более чем что-то. И уж наверняка она, но та линия, имеет прямую связь с Мусахановым и Халимовым.
Срочно нужно брать санкцию на арест Саидова и обыск. Очень срочно. Чего доброго, обеспокоятся тем, что нет Халимова, и отработают правдоподобную версию, исключающую их причастие к взятке. Предупредят и Михайловскую фабрику. Не исключено, что и домой позвонят. А Халидов может попытаться исчезнуть.
Да, группа Тихова была права, поспешая с визой на обыск и задержание Саидова. Тот уже звонил в Серпухов. Лично звонил. Но там сработали четко. Главный инженер сказал, что все в порядке, что их товарищ ждет оформления документов о приемке сырья, чтобы вторично не приезжать сюда, не терять время и деньги.
— Выедет он примерно через час-полтора, — заверил Валерий Валерьевич. — Может быть, даже чуточку раньше.
Досадно, что нарушаются их планы. В ресторане у них заказаны столики, договорились и насчет молоденьких женщин, вот-вот подойдет условленное время встречи за столиками, вон какая получается накладка.
— Спустимся одни, — предложил Мусаханов. — Приедет и тогда, придет.
— Пусть будет так, — согласился Саидов и плеснул в рюмку глоток «Бисквита».

Он не мог.

 

Как бы то ни было, Виктору пришла пора задуматься: «Жизнь делает для тебя все. Но все ли ты делаешь для жизни?»
Пожалуй, поставив перед собой этот вопрос, Виктор перешел из юности в зрелость. Нельзя сказать, чтоб этот переход оказался легким.
Виктор привык чувствовать себя достойным уважения. Но что осталось от его «заслуг», от довольства собой, когда он попытался представить себе, сколько лучших в мире людей отдали и отдают все свои силы общественному делу, какая гигантская революция произошла для того, чтобы он, простой рабочий парень, смог так легко и беззаботно прожить свои двадцать два года? Разве отплатил он хотя бы в малой степени тем, кто растил его и воспитывал? Виктор захотел взглянуть на мир новыми глазами и несколько вечеров провел в библиотеке, перечитывая подшивки газет за последний месяц. Он не мог не сравнивать себя с Алексеем Семиволосом, который за двадцать дней апреля выполнил норму на пятьсот пятьдесят три процента, или с тем же Сванидзе. 'Но чувство, испытываемое им при этом, не было черной завистью неудачника, которая гложет человека по ночам и заставляет постыдно радоваться промаху того, кто сделал больше. Виктор прикидывал, как ему быстрее догнать ушедших вперед.