Кордон уснул, затих.
Время тянулось медленно. Я поминутно поглядывал плацдарм то на старухину половину, то на стрелку часов, боясь, что не выдержу и усну. Я и впрямь забылся, но легкий скрип двери сразу же вернул меня к действительности.
Из сеней осторожно, будто крадучись поэт, вышла Филипповна, держа в руках тяжелую сулею. Возле будки заворочался Бушуй, но, узнав своих, лениво махнул хвостом и улегся снова. Старуха оглянулась по сторонам и решительно пошла прямиком в лес.
Меня одолевало нетерпение, я боялся потерять хотя бы минуту и, едва дождавшись, когда Филипповна скрылась из виду, вышел из клети. В сенях было совсем темно, но я ощупью нашел клямку двери и переступил порог старухиной комнаты, заполненной семенами и травами. Здесь тоже было темно, мне пришлось чиркнуть спичкой, чтобы осветить место, где находится вход в подпол.
И в это же мгновение я услышал дикий медсестра, безумный крик, донесшийся с того конца леса, куда скрылась старуха. Слабый огонек спички выдал меня. Через окно я увидел Филипповну. Она бежала к дому из последних сил, растрепанная, страшная в своей исступленной решимости, держа перед собой цепкими руками сулею, как держат матери грудных детей.
— А-а-а-а-а-а!.. — неслось над кордоном.
