Петр шагал по проселку. Недавний дождь прибил пыль, в колеях, наезженных грузовиками, темнели озерца. Солнце, то скрываясь за пухлыми облаками, то выныривая из них, расстилало по земле плотные подвижные тени. На холме виднелась церквушка без креста с приплюснутой луковкой купола. Колокольня без колоколов зияла на небе проемами, словно проклеванная птицами.
Петр родился и вырос в Москве, связь семьи с деревней сохранилась разве что в приверженности отца к саду да к скворцам. Сам Петр, наверно, не отличил бы овсов от ржи, и все-таки, глядя на поля и даже на церковь, уцелевшую с давних времен, он безотчетно ощущал себя родным этой скромной, работящей земле, и путь до станции странно прибавил Петру уверенности.
Редакция газеты «Наше знамя» помещалась на площади, а городской комитет партии — в особнячке на старинной зеленой улочке, идущей от вокзала.
Беседа была назначена на вечер, поэтому он миновал особняк, прошел мимо единственного в городе ресторана, где, шаек в субботний день, в раскрытых окнах уже раздавалась музыка, и направился в редакцию. Взбегая на второй этаж к Володе Горчакову, он нащупал во внутреннем кармане пиджака конверт с захряпинской заметкой, чтобы, чего доброго, заболтавшись, не забыть: у них с Горчаковым всегда хватало тем на большие разговоры.
